Ольга Чигиринская - Шанс, в котором нет правил [черновик]
Ну, первый — это понятно, Бэнкэй, цепной пес Куро. А вот второй…
Человек? Все-таки человек, не они?
Он что-то тихо говорил Бэнкэю, сидя на снегу так же непринужденно, как сиживал, бывало, Учитель.
Юноша пригляделся и ахнул про себя. Этого седобородого старика, все время носившего маску Самбасо, он не раз видел при дворе. Придворный гадатель Абэ-но Ясутика. Когда в столице разразилась эпидемия оспы, ему изуродовало лицо, вот он и стал носить маску — хотя Митидзанэ никогда не мог понять, зачем старику беспокоиться о своей внешности…
Почтенный Ясутика предсказывал Правителю-Иноку многочисленные беды после смерти его наследника Сигэмори, и оспа была одной из предсказанных — благодаря гадателю многие вовремя покинули столицу и остались в живых… А вот насчет войны Правитель-инок не послушался, а ведь все могло бы быть иначе…
— Сэймэй!? — вдруг выкрикнул-переспросил Мусасибо, который, как видно, неспособен был говорить тихо. — Вы — почтенный Абэ-но Сэймэй?
И бухнулся перед ним в земной поклон.
Старик слегка наклонился вперед, в ответном жесте; Митидзанэ видел это краем глаза, но мысли его были далеко. Сэймэй. Тот, о ком говорил Учитель. Мальчик, который родился они, но не стал им. Захотел — и не стал. Волшебник. Враг. Связанное в прошлых жизнях не развязалось и в этой. Они все-таки настигли Учителя. Все-таки догнали его…
Старик снял вдруг свою маску Самбасо — и повернул в сторону леса лицо, еще более старое, чем потрескавшаяся от времени маска — и белое в синеву, как этот подплывающий тенями снег.
— Ты можешь спрятаться от людей, мальчик, — громко сказал колдун. — Можешь спрятаться даже от меня, если постараешься. Но куда ты спрячешься от судьбы?
Митидзанэ не мог вынести пронизывающего взгляда этих светлых, почти желтых глаз.
— Я уничтожу судьбу! — завизжал он в ответ; и бросился прочь.
* * *— Хороший ответ, — сказал ему в спину старый человек на поляне.
…Он знал, как именно умрет. Он не раз в видениях и снах чувствовал оседающим телом холод и влагу весеннего снега, а грудью — боль в развороченных ребрах.
Не знал только — где и когда.
Конечно же, когда гадания и откровения подсказали, где именно искать Минамото-но Ёсицунэ, коль скоро он не смог отплыть на Сикоку, он вспомнил о видении своей смерти. Лунная ночь в заснеженных горах. Страшный, сокрушительный удар в грудь. Будь он помоложе — выжил бы и после такого, но он знал, еще сто лет назад знал, что умрет стариком.
И разве это причина отказываться от попытки переменить судьбу?
Проживет мальчишка чуть подольше — и узнает, что уничтожить судьбу нельзя. Вот переменить — это пожалуйста… Хотя оно и не проще, чем править лодкой в бурной реке — но можно, если приложить достаточно усилий…
Но ответ все равно хороший.
— Он… — говорит монах, — тоже? Мальчик, послушник? Но он может пойти в деревню.
— Он ранен. И не представляет опасности. И он очень молод… иначе заметил бы, что я умираю. Сам он не нападет, а догнать его мы не сможем.
— Мой господин… там, внизу! — спасенный Сэймэем детина явно внутренне заметался. Славный он был. Чем-то похож на Кинтоки — не только могучим сложением.
— Не суетись. Обогнать ты его все равно не обгонишь, а я скоро умру. Твой господин там не один?
— Нас девятеро, — сказал Бэнкэй.
— Он не решится напасть. Так что оставайся здесь и выслушай старика. Я искал твоего господина. Передай ему мои слова: пусть уходит на север, в Дэва. Не позже этой весны. Нужно было сразу бежать туда не пытаясь плыть на Сикоку, но сделанного не воротишь.
— Он и сам так решил, — сглотнул Бэнкэй.
— У меня в Столице дом — пусть идет туда. С этой маской… — Сэймэй сплюнул кровь, — слуги пустят его и не выдадут. Какое-то время он сможет выдавать себя за меня. Пусть скажется больным. От него зависит больше, чем он думает, — Сэймэй почувствовал, как земля качнулась под ним и вцепился в рукава монаха-воина. — Сёгунат Минамото не продержится и трех поколений, если во главе не станет Ёсицунэ. Будет новая кровопролитная война… А потом — с моря нагрянут варвары. Япония должна быть единой и мирной, чтобы встретить их… Иначе останется надеяться только на богов.
— А боги…
— А боги могут выбрать так и этак. К богам взывают все, даже варвары.
— Я передам ему! — Бэнкэй, наверное, сам не видел, как танцует его лицо, морщится, собирается в маску жалости, тревоги, снова жалости. Бедняга. Когда вокруг умирают люди, это уже привычно — в такую-то смуту.
— Не жалей. Я смертен и очень стар, и все равно умер бы не сейчас, так месяцем-другим позже. А вот мальчишка, убежавший от тебя сегодня — еще вырастет. Берегись его, Бэнкэй, береги от него господина.
Пальцы его разжались, он лег в снег. Круглое лицо Бэнкэя прикрыло луну.
— Никогда я не был буддистом, — прошептал Сэймэй. — Мне… не хватало безумия, чтобы поверить в милосердие Будды. Но я дважды видел чудо исцеления, совершенное теми, кто верил. Если кто и сможет исцелить несчастного — это ты, Бэнкэй.
— Да проще ему голову отрезать, — вырвалось у монаха.
— Видел я, как тебе было… проще, — Сэймэй усмехнулся. Кровь, которую он раньше сглатывал, потекла на снег. — В другой раз ведь так не повезет, глупый ты парнище…
— Почтенный Сэймэй, простите меня, — монах ухватил его за руку и прижал эту руку к груди. Сэймэй увидел это — не почувствовал.
Бэнкэй склонился в рыданиях, луна вдруг дернулась, подплыла красным и распустилась тысячей лепестков. И когда все вокруг померкло, Абэ-но Сэймэй еще несколько мгновений видел лотос.
* * *Крестьяне отнюдь не радовались, когда Бэнкэй принес им голову отшельника Хакумы и сообщил, что он-то и был горной ведьмой.
Нет, поверили они сразу. Потому что человеческая голова не начала бы разлагаться так быстро, да еще и зимой. Но совершенно не обрадовались избавлению от чудовища. Голову с плачем понесли в молельню, поставили на алтаре и начали просить у нее прощения, отбивая поклоны.
— Чего ты хочешь? — пожал плечами господин. — Плохая и дорогая защита лучше, чем никакой. А в то, что в стране будет мир, они не верят. Да и кто поверит? Кто когда у нас видел мир? Да и от соседей, когда узнают, житья не станет.
— Не подожгли бы они сарай, — сказал осторожный Нэноо.
— Не подожгут, — усмехнулся Сабуро. — Для них мы как бы не страшнее ведьмы.
— И где-то бегает еще ученик этого отшельника, — напомнил Хитатибо. — Который, может быть, желает отомстить за учителя. Как ты одолел его, Бэнкэй?
— А никак! — Бэнкэй опустил на пол плетушку сакэ, не допитого с Хакумой. — Он меня почти прикончил, до сих пор не знаю, все ли ребра целы.
— Но голову-то ты ему отрубил?
— Отрубил, — буркнул Бэнкэй. — Потом. А то, они такие — если голову не отрубить или тело не сжечь, то полежит и встанет. Молодых еще можно на солнце выставить, тоже умрут.
— Откуда знаешь?
— Рассказали.
— Кто?
Бэнкэй вдохнул и вынул из-за пазухи маску Самбасо.
— Почтенный Абэ-но Ясутика, — сказал он. — То есть, Сэймэй. Понимаете, господин, он жил очень долго. Ну и таких, как этот… повидал, короче, он этих ведьм. Почтенный Ясутика был его внуком, но умер от оспы. А как он помер, почтенный Сэймэй эту маску надел и начал ходить во дворец под видом своего внука. А сюда он пришел, чтобы вас найти. И когда Таданобу вышел с монахами драться — он в монастыре был. А после за вами пошел. Господин, он сказал, что Таданобу жив.
— А где он?
— Кто? — переспросил Бэнкэй
— Абэ но Сэймэй.
— А он умер, — Бэнкэй вздохнул и почесал в затылке. — Ему ведь уже почти триста лет было. А его еще и ранили.
Могучий воин краснел и мялся — да, подумал Ёсицунэ, этим подвигом он, судя по всему, хвастать не будет.
— Этот, который отшельник — он меня почти убил. Покуражиться хотел напоследок. А тут из кустов господин Сэймэй — прыг! Тот развернулся и своим посохом ему грудь — насквозь. Но господин Сэймэй не таковский был, чтобы растеряться. Он на посох сам глубже наделся, супостата схватил и «Руби его!» мне крикнул. Ну, тут уж я нагинату хвать, и не сплошал. Голову врагу снес чистенько. Вот только господин Сэймэй… куда уж выжить после такой-то раны. Даже ему. И я его похоронил. На поленницу за хижиной уложил — и поджег вместе с гнездом этим ведьминским. Не самые лучшие похороны, но…
— Он искал меня? Чего же он хотел? — зачем прорицателю Минамото-но Ёсицунэ? Прорицатели должны интересоваться людьми, у которых есть будущее.
— Он просил сказать вам, господин, что вы должны уйти на север — и остаться в живых, обязательно остаться в живых. Потому что если победит ваш брат, власть Минамото не простоит трех поколений и все начнется сначала.
Ёсицунэ ощутил вдруг странное тепло в груди, принимая из рук Бэнкэя старую деревянную маску. Значит, старый Абэ-но Сэймэй считал его человеком не совсем пропащим. И Таданобу жив…
